— Вы заставляете меня почувствовать себя свободной.
— Берегись, а то выпорю, — предупредил я.
Она покаянно согнулась и поцеловала мои ноги.
— Господин, — позвала она.
— Да.
— Я действительно мучаюсь, — призналась она.
— Я вижу, — усмехнулся я.
— Это настоящее бедствие, — возбужденно простонала она.
— Ты — женщина с сильным, хотя когда-то жестко подавленным, сексуальным влечением, которая была порабощена, — объяснил я.
— Господин?
— Также, чувства нормальной женщины, при условиях прямого и явного рабства, часто умножаются в сто, а у некоторых женщин, кажется и в тысячу раз.
— Я не смогу выдержать это, Господин, — ужаснулась она.
— Пресмыкайся, — скомандовал я рабыне.
— Вы же не заставите меня сделать это? — удивленно спросила Оипутаке.
Я бескомпромиссно указал на землю у своих ног. Она скользнула на живот передо мной, и я почувствовал ее губы и язык на своих ногах.
— Очень важно, быть тем, кто Ты есть. Если Ты — рабыня, то и будь рабыней.
— Да, Господин, — ответила она.
— Кто Ты? — резко спросил я.
— Рабыня, — всхлипнула она, не переставая целовать мои ноги.
— Тогда будь рабыней, — посоветовал я.
— Да, Господин.
Ошейник хорошо смотрелся на ее шее, выглядывая из-под волос.
— Вы обращаетесь со мной, — проговорила она между поцелуями, — как если я была… как если бы я была — …
— Рабыня, — закончил я за нее.
— Да, — согласилась девушка.
— Ты — рабыня, — заключил я.
— Да, Господин.
— Ну, так и ожидай обращения как с рабыней.
— Да, Господин.
Я позволил ей какое-то время ублажать меня этим способом, лежа на животе передо мной, целуя, облизывая и обсасывая мои ноги.
— Ты хорошо пресмыкаешься, рабыня, — похвалил я.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила Оипутаке.
— Ты ведь не будешь скупиться, позволяя мужчине наслаждаться его властью над тобой, не так ли? — поинтересовался я.
— Нет, Господин.
— Ты хорошо выглядишь у ног мужчины, — похвалил я трудящуюся рабыню.
Она стонала от унижения, и от сурового сексуального голода.
— Ты можешь поблагодарить меня, — намекнул я.
— Спасибо, Господин, — простонала она.
— Не за что, — усмехнулся я.
— Вы наслаждаетесь моим унижением, — всхлипнула рабыня. — Вы наслаждаетесь этим!
— Да, — не стал я спорить, и добавил: — И Ты тоже.
Ее маленькие плечи вздрогнули. Я видел, что то, что я сказал, было верно.
— Ты можешь встать на колени передо мной, — позволил я.
Она поднялась до коленопреклоненного положения.
— Вы не тронули меня, — обиженно сказала она, — и все же Вы очень возбудили меня.
Я не стал отвечать на ее укоризну. Человеческие женщины — такие роскошные и замечательные существа. Их сексуальная жизнь и ощущения такие тонкие, сложные и глубокие. Насколько же наивен мужчина, который полагает, что занятие сексом с женщиной так ничтожно и кратко, что может заключаться в пределах параметров горизонтальной плоскости, простого стимулирования кожи, вызывающего обслуживание в ответ на простую ловкость рук. Как убого невежественен такой механический подход к женской сексуальности. Сколько уже изучают ее художники и поэты! Женщины так необузданно драгоценны. Они настолько чувствительны, настолько красивы, настолько интеллектуальны и настолько же необходимы. Никакой мужчина еще не смог найти эталона, для измерения любви женщины. Кто может измерить горизонты ее сердца? Есть вещи, более реальные, когда они кажутся наиболее неосязаемыми.
— Даже не прикоснувшись ко мне, Вы очень возбудили меня, — пожаловалась она. — И теперь я беспомощно стою перед Вами на коленях.
Ее мука была совершенно очевидной. Она была рабыней, и отчаянно нуждалась в том, чтобы быть взятой. И все же я сделал немного, лишь обращался с ней как женщиной, и решительно наложил на нее мужскую власть. Я не думаю, что сейчас она имела хоть какие-то сомнения относительно ее пола.
— Когда я подбежала к Вам, увидев позади вигвама, я была благодарна и счастлива. Моим намерением было добровольно подарить вам себя для ваших удовольствий, — объяснила Оипутаке. — Но теперь Вы сделали это для меня необходимым. Теперь Вы поставили меня в положение, когда я вынуждена молить о вашем милосердии!
— Это является соответствующим твоему статусу, рабыня, — усмехнулся я.
— Разве Вы не будете ко мне добры? — спросила девушка, дрожа от желания.
Я, молча, смотрел на нее и ждал.
— Вы видите меня беспомощную и нуждающуюся, умоляющую — простонала она.
— Это приличествует тебе, рабыня.
— Мужчины делают это с нами. Они разжигают в нас огонь, а затем решают, стоит ли хотя бы дотронуться до нас!
— А иногда, насколько я знаю это, девушку заставляют исполнять.
— Исполнять? — не поняла она.
— Да, ее вынуждают, если можно так выразиться, заслужить, чтобы ее взяли.
— Да, Господин. Это весьма обычное дело.
— Ты готова работать, ради того чтобы тебя взяли, заслужить эту честь?
— Да, Господин, — покорно сказала Оипутаке. — Я сделаю все что угодно.
— Но Ты должны сделать все что угодно, так или иначе, поскольку Ты рабыня, — напомнил я.
— Да, Господин, — она застонала. — Да, Господин.
Я смотрел на нее сверху вниз.
Она ерзала, и сжимала свои маленькие кулачки. В ее глазах стояли слезы.
— Я нуждаюсь в этом, — заплакала она.
Я присел на корточки рядом с нею, и нежно ощупал ее. Она, закрыв глаза, прижала свое маленькое, горячее, влажное, округлое лоно к моей руке.