— И она ничего, — признал я. — Как ее зовут?
В ответ пастухи захохотали.
— Это же стадные девки, — сквозь смех ответил один из них. — Нет у них никаких имен.
— Сколько их здесь? — поинтересовался я, поскольку пересчитывать их мне было лень.
— Семьдесят три, — сказал один из мальчишек. — Это — самое большое женское стадо клана Исанна.
— И лучшее, — добавил другой.
— Они кажутся молчаливыми, — заметил я.
— Девкам в стадах запрещено говорить по человечески, — объяснил один из мальчиков.
— Они здесь не больше, чем самки кайил, — засмеялся другой.
— Однако они могут, — сказал первый, — показывать свои потребности с помощью стонов и мычания.
— Это помогает управлять ими, и напоминает что они — животные.
— Вы, хоть иногда гоняете их к воде? — поинтересовался я.
— Само собой, — ответил один из пастухов.
— Мы кормим их на коленях, — рассказал другой парень.
— Им разрешено разнообразить свою еду, собирая ягоды и выкапывая корни дикие репы, — добавил первый парень.
— А еще мы даем им жевать корни сипа, и внимательно смотрим за тем, чтобы они глотали, постепенно и маленькими порциями, — сказал второй мальчик.
— Да, а в конце мы осматриваем их, приказав стоять с широко открытыми ртами, чтобы убедиться, что они получили свою дозу корня.
Я кивнул, понимая, о чем речь. Корни сипа чрезвычайно горьки. Рабское вино, кстати, делают именно из этих корней. Рабыни краснокожих, как и все рабыни в целом на Горе, скрещиваются и оплодотворяются только тогда, и только с тем, кого выбирают рабовладельцы.
— И как, часто они отбиваются от стада? — спросил я, улыбнувшись.
— Нет, — засмеялся юный пастух, хлопая кнутом по своей ладони.
— Ночью, чтобы уменьшить возможность угона, мы стреноживаем их, связываем их между собой в цепочку веревками за шеи, а руки стягиваем за спиной. А потом эти цепочки привязываем к столбам около стойбища.
— Кто-нибудь из них пытался сбежать?
— Нет.
— Не более одного раза, — захохотали пастухи.
— Никто из таких животных никогда не пытается сбежать от Исанна больше, чем однажды.
— Некоторых, кто пытался сбежать, съели слины в прериях, — объяснил первый из мальчишек. — Остальных ловят и возвращают в стойбище, где их связанных отдают нашими женщинами, и те три дня объясняют, что убегать запрещено.
— И каково наказание за вторую попытку побега? — поинтересовался я.
Подрезают сухожилия на ногах, — объяснил один из пастухов, — и затем оставляют одних, когда стойбище перекочевывает на новое место.
— Я понял. Я могу поговорить с одной из них? — спросил я разрешения.
— Конечно, — ответил первый из мальчишек.
Я подошел к женскому стаду.
— Ты, — указал я на темноволосую женщину, — выйди вперед.
Она немедленно сделала шаг вперед, и встала передо мной на колени.
— Ты можешь говорить со мной, но кратко, — разрешил я. — После этого Ты снова возвращаешься, к языковым правилам стада, тем правилам, по которым, без разрешения рабовладельцев, или тех кто имеет такие права, Вы не можете использовать человеческую речь. Ты поняла?
— Да, Господин, — ответила она.
— Есть ли для тебя возможность сбежать?
— Нет, Господин, — испуганно задрожав, сказала рабыня, и опустила голову. Также я заметил, как некоторые из других женщин пятятся назад.
— Ты действительно в этом уверена?
— Да, Господин, — повторила она, съежившись от ужаса.
— Что по поводу других женщин, они тоже знают это?
— Да, Господин. Мы все знаем это! Все мы знаем, что побег для нас невозможен!
— Ты можешь вернуться в стадо, — разрешил я.
Женщина быстро втиснулась назад и постаралась спрятаться среди остальных животных.
Я заметил, что некоторые из остальных женщин прислушивались к моими беседами с мальчишками, а позже и к моему разговору со стадной рабыней. В их глазах я видел ужас. Они отлично понимали, всю безнадежность даже мысли о побеге. Даже если они сумели бы ускользнуть от своих краснокожих преследователей, что казалось почти невероятными, впереди их будут ждать только прерии и слины. Все эти женщины, как большинство белых женщин попавших в Прерии, хорошо знали, что к их ужасу они, жили только благодаря милосердию и терпению краснокожих рабовладельцев.
— Через луну или две пора будет думать о стаде, — пояснил один из пастухов.
— Кого-то мы обменяем, а кого-то продадим, — сказал второй мальчишка.
— Кажется, любая из них стоит того, чтобы оставить, — похвалил я, восхищенно.
— Это — ухоженное стадо, — похвастал третий паренек. — Несомненно, кого-то оденут и возьмут в частные вигвамы на время зимних лун.
— Их можно использовать для выкапывания из-под снега навоза кайилиаука.
Кизяк из навоза кайилиаука был обычным видом топлива на равнинах.
— А еще они хороши, для того, чтобы извиваться на одеялах.
— Если кто-то понравится, мы вытащим для тебя любую девушку из стада.
— Он — раб Кэнки. Дай ему хорошую.
— Хочешь ту темноволосую, с которой Ты только что разговаривал? Глазом не успеешь моргнуть, как у нее на шее будет веревка.
— Нет, — ответил я. — Спасибо, эту не надо.
Должен признать, что темноволосая была прекрасным экземпляром, изящным примером прекрасных двуногих животных водящихся в этом стаде, с восхитительными грудями, узкой талией и широкими бедрами. У нее был прелестное лоно. Я ни сколько не сомневался, что она могла бы стоить две шкуры кайилиаука.
— Есть еще неплохая, — выступил один из мальчиков, указывая на красотку с красно-коричневыми волосами. — Одна удар хлыста и она потечет.