— Это верно, — согласился я, усмехаясь про себя.
— Тем не менее, — проворчала Васнаподхи, не отрываясь от своего дела, — не удивляйся, когда он хорошенько пройдется хлыстом по твоей спине.
— Кэнка никогда так со мной не поступит, — уверенно заявила рыжеволосая рабыня.
— Ты что, никогда не приносила ему хлыст? — удивился я.
— Один раз, в первый вечер в его вигваме, он бросил передо мной свой хлыст, и я подняла его зубами стоя на четвереньках, — признала она.
— И как, по-твоему, в чем значение этого? — спросил я Виньелу.
— То, что я стала его рабыней, что я признала его право подвергать меня наказаниям, — совершенно правильно ответила девушка.
— Неужели Ты думаешь, что он уже забыл это?
— Я так не думаю, — признала она. — Но он не использовал хлыст, ни тогда, ни впоследствии.
— Я понял.
— Кэнка никогда не будет меня наказывать.
Я улыбнулся. Как мне кажется, девушка так полностью и не осознала, что она рабыня. Похоже, Виньела еще не поняла, что как рабыня она будет подвергнута наказанию, наложенному на нее владельцем, независимо от их обоюдных чувств. Власть господина над рабыней, это далеко не случайный или умозрительный факт. Рабыня — собственность, и она должна работать, хорошо работать. Если она этого не делает, то будет строго наказана, а если владелец сочтет необходимым, то и убита.
— Возможно, я слишком красива, для наказания плетью, — высказала свои надежды Виньела.
— На твоем месте, я бы на это не рассчитывала, — раздражено пробурчала Васнаподхи.
— Во всяком случае, мне кажется, что Кэнке я нравлюсь. Он никогда не будет меня бить.
— Повторишь это, когда будешь стоять голой и связанной на коленях у столба для порки, а по каждому дюйму твоего обнаженного тела будет плясать его хлыст, — предупредила Васнаподхи, прервав свою работу, и тяжело дыша от усталости.
— Глупости! — рассмеялась Виньела.
— Помоги мне уложить мясо, что я нарезала, на волокуши, — скомандовала Васнаподхи.
— Я должна прикасаться к этому? — брезгливо спросила Виньела.
— Да, — Васнаподхи была непоколебима.
— Но, я, правда, не хочу этого делать, — простонала Виньела.
— Возможно, Кэнка и не будет тебя бить, зато, уверяю тебя, что это сделаю я, и у меня не будет ни капли раскаяния при этом, — зло предупредила Васнаподхи, и приказала: — А теперь, приступай к работе, быстро, иначе я возьму кость и отхожу ей кожу твоей симпатичной задницы.
— Иногда, Васнаподхи бывает довольно вульгарной, — высказала мне Виньела, и, вздохнув, поднялась на ноги.
— Ты повинуешься? — спросила Васнаподхи.
— Я повинуюсь, — ответила Виньела, надменно задрав ее голову.
— Опусти голову, и скажи это, покорно, как положено, — приказала Васнаподхи.
— Я повинуюсь, — повторила Виньела, опустив голову, но без особого старания.
— Покорней! Как положено! — потребовала Васнаподхи.
— Я повинуюсь, — всхлипнула Виньела, на этот раз более покорно, еще ниже опустив голову.
— Теперь хорошо, — похвалила Васнаподхи. — Двигай сюда.
Васнаподхи сунула восемь или десять фунтов окровавленного мяса в подставленные руки Виньелы.
— Потом, Ты займешься той коровой, а я покажу тебе, как это надо делать, — пообещала Васнаподхи.
— В этом нет необходимости. Я видела, как Ты это делаешь, — сказала Виньела, развернулась и понесла мясо к волокушам.
Я тоже взял несколько кусков мяса у Васнаподхи и понес их туда же, к их волокушам.
— Не будь маленькой идиоткой, — сказал я девушке у волокуши. — Позволь Васнаподхи помочь тебе. Она — твоя подруга, и желает только добра.
— Я смогу сделать это сама, — заверила меня Виньела. — Но даже если я не сделаю этого, то это не будет иметь никакого значения.
— Не будь столь уверена в этом, — предупредил я.
— Кэнка никогда не накажет меня, — уверенно сказала она. — А еще, он сделает все, что я пожелаю.
— Не забывай, кто из вас господин, а кто рабыня.
— В вигваме Кэнки, я могу делать то, что мне нравится.
— Возможно, он сочтет необходимым напомнить тебе, что Ты — рабыня и должна повиноваться, и быть покорной во всех отношениях.
— Возможно, — рассмеялась она.
— Возможно, Ты сама хочешь, чтобы тебе напомнили, что Ты — рабыня, — предположил я.
— Это абсурд.
— Ты знаешь, что Ты — рабыня?
— Конечно же, я знаю это.
— Но принимаешь ли Ты это всем сердцем, и с полным смирением?
Она озадаченно посмотрела на меня.
— Принимаешь ли Ты это со всей своей любовью?
— Я не понимаю.
— Похоже, именно это, Ты и хочешь узнать.
— Я не понимаю, — рассердилась она.
— Берегись, чтобы твое тайное желание не осуществилось.
— Кэнка никогда не будет бить меня, — рабыня упорно стояла на своем.
Тем временем она натянула кожу, прикрывая ей мясо, чтобы защитить его от мух.
Я осмотрелся вокруг. От того места, где мы стояли, я мог видеть по крайней мере дюжину туш убитых животных, что торчали из травы, как темные курганы. Тут и там, вокруг туш суетились женщины, нарезающие мясо, укладывающие на волокуши и увозящие его в направлении стойбища.
— Мы с Кувигнакой должны заняться своей работой, — пояснил я.
— Я желаю тебе всего хорошего, раб, — сказала она.
— И тебе всего хорошего, рабыня, — ответил я, развернулся и пошел в сторону Кувигнаки, чтобы присоединиться к нему.
— Кэнка никогда не будет меня бить, — крикнула она мне вслед.
— Возможно, нет, — я не стал ее переубеждать, пусть, это сделает Кэнка.