— А она довольно красива, — заметил Кувигнака.
— Да, — не мог не согласиться я.
Девушка, всхлипывая, стояла на коленях. Две сделанных из сыромятной кожи веревки, вновь, оказались на ее горле, чуть ниже ошейника Кэнки.
— Что они собираются с ней делать теперь? — поинтересовался я.
— Смотри, — отмахнулся юноша.
— Ой, — испуганно вскрикнула девушка, когда один из мужчин, стоявший позади, бросил в нее пыль. — О! — зарыдала она, после того как еще двое мужчин, стоявших перед девушкой, швырнули в нее по пригоршне пыли каждый. Она закрыла глаза и отпрянула. Тем временем Кансега присел перед ней, держа в руке неглубокий туес с какой-то черной пастоподобной массой. Виньела вздрогнула, когда шаман взял немного черной массы на палец и провел им по ее щеке. Он сделал по три темных линии на обеих щеках, шириной в палец каждая. Возможно, эти полосы также символизировали народ Кайил. За тем он нанес подобные линии и на других местах ее тела, так что получились симметричные пятна на руках, спине, грудях, животе, ягодицах, икрах и на внутренней поверхности ее бедер.
Девушка испуганно смотрела на шамана, все время пока он делал свое дело. Закончив наносить полосы, Кансега встал прямо перед ней.
Теперь она стояла на коленях у его ног, испуганно глядя на колдуна снизу вверх, с по-прежнему крепко сжатыми бедрами. Позади рабыни стояли двое дикарей с хлыстами в руках. Она пока не видела их и не догадывалась об их присутствии.
Я улыбнулся. Мне показалось, что понял то, что собирались сделать мужчины.
— Ох! — вскрикнула девушка, от неожиданности, когда Кансега внезапно, пинком ноги, принудил ее широко расставить колени. Теперь она, впервые за этот день, стояла на коленях как настоящая рабыня, не смея свести ног.
Внезапно, двое мужчин стоявших сзади сильно ударили ее хлыстами по спине, и прежде чем Виньела смогла сделать что-либо большее, чем вскрикнуть, ее вздернули на ноги, и двумя веревками потащили вперед, к середине шеста, комлем лежавшего на козлах, а вершиной упиравшегося прямо в землю.
Кансега молча, указал на шест, возле которого она теперь стояла, на трясущихся ногах, так что если бы не веревки, поддерживающие ее за шею, то, наверное, она бы просто осела на землю.
Она изумленно и не понимающе смотрела на шамана. Хлысты поднялись, и вновь опустились на ее спину. Удары были нешуточные, и она закричала от боли.
Кансега снова указал на шест.
Кажется, Виньела сообразила, что от нее требуется, и, опустив голову, обхватив шест своими маленькими руками, смиренно поцеловала его.
— Да, — кивнул Кансега, поощряя ее. — Да.
Виньела снова, уже смелее, поцеловала шест.
— Да, — поощрил ее Кансега.
Помощники шамана, стоявшие позади Виньелы, начали ритмично встряхивать свои погремушки, задавая ее ритм. Вскоре к ним присоединился высокий и пронзительный свист, полученный из свистков, сделанных из крыльевых костей птицы Херлит. Следом зазвучал маленький барабан. Его четкие, акцентированные удары, тонко, но четко, разъяснили беспомощной и прекрасной танцовщице последовательность ее движений.
— Это — Кайила, — скандировали мужчины.
Виньела танцевала. Ее волосы и ее тело покрывала пыль. Черные жирные полосы на ее щеках и теле отмечали ее как собственность Кайил. Она больше не была блистательной красавицей. Теперь она была всего лишь грязной рабыней, низким животным, дешевой и малополезной вещью, которой, тем не менее, разрешили, по милости Кайил, как женщине другого народа, попытаться ублажить шест.
Я улыбнулся.
Ну, разве это не было подходящим? Разве это не было ее предназначением, ее как рабыни?
Виньела, продолжая танцевать, целовала и ласкала шест, терлась об него, и при этом потихоньку смещалась в сторону Кансеги, иногда направляемая веревками на ее шее.
Я легонько присвистнул себе под нос.
— Ах, — восхищенно вздохнул Кувингнака.
— Это — Кайила! — скандировали дикари.
— Я думаю, что шест удовлетворен, — усмехнулся я.
— Я думаю, что даже скала была бы удовлетворена, — признал Кувигнака.
— Даже не сомневаюсь.
Помощники верховного шамана веревками потащили Виньелу от шеста. Но она, изо всех сил сопротивляясь, вцепилась в шест и продолжала целовать его и облизывать.
— Это — Кайила! — хором пели мужчины.
— Это — Кайила! — вторил им Кувигнака.
Казалось внезапная метаморфоза, проявленная в танце, произошла с Виньелой.
— Она, возбудилась, — заметил мой друг.
— Да. Это заметно, — согласился я.
Теперь она начала своим танцем показывать беспомощность своей неволи, своего подчинения, своего рабства. Этот танец беспомощного рабства, казалось, появился из самых глубин ее собственного Я. Веревки тянули ее прочь от шеста, все дальше и дальше, но девушка, корчась от боли и удушья, изо всех сил пыталась дотянуться до него. Постепенно, шаг за шагом, ей позволили вновь приблизиться, и дотянуться руками до объекта ее страсти. Теперь она оседлала шест, и ее танец страсти на коленях, на животе и на спине, состоящий из выгибаний и объятий продолжался.
Я присмотрелся к Кэнке. Он сидел верхом на кайила всего в нескольких ярдах от меня. Он приехал без седла. Это обычное дело, при коротких поездках по деревне, или для выездки кайилы. Элегантность и престиж седла, в таком случае никому не интересен. Да и просто нет смысла тратить время на оседлывание животного. Воин, с сияющими глазами, наблюдал, как танцевала Виньела. Он знал, что именно он ее владелец.
Виньела уже стояла на коленях на шесте и сгибалась назад, пока ее волосы не коснулись земли. Затем она охватила его ногами. Она беспомощно поднималась и опускалась на шесте, извилась на нем, это было похоже, как если бы она была прикована к нему цепью. Она, то внезапно переворачивалась, и ложилась на шест животом, охватив его бедрами, то отталкивалась руками, то вдруг бросалась на ствол и прижимая к нему голову и плечи. Ее рыжие волосы рассыпались вокруг гладкой, белой древесины. Ее губы, снова и снова, прижимались к шесту в беспомощных поцелуях.