Я бросил девушке кусок пеммикана, силы ей сегодня еще понадобятся.
Вскоре взошли три луны, осветившие поляну сквозь ветви деревьев. Я снова посмотрел на Миру. Она подняла свою голову, и наши взгляды встретились, в загадочном свете гореанских ночных светил. Она застенчиво улыбнулась, и снова опустила глаза. Она была общей рабыней, которая, сегодня вечером, будет служить нам троим именно в этом качестве.
— Он выдохся, но пока опасен! — крикнул я, удерживая в тугую один конец веревки перекинутой через шею все еще дергающейся птицы, другой конец этой же веревки, что было сил тянул Хси.
— Будь осторожен, — предупредил я Кувигнаку, который приблизился к птице, что-то успокаивающе ей говоря.
Дело происходило около тарновой ямы. Это была уже наша вторая пойманная птица. Первую мы поймали вчера.
Кувигнака внезапно прыгнул вперед и сомкнул руки на клюве птицы. Парень почти взлетел над землей, когда оскорбленная птица дернула головой, но удержался, и, сжимая клюв одной рукой, он захлестнул веревку вокруг него и, моментально затянул узел. В несколько мгновений, мы все вместе, обездвижили крылья, а затем и ноги.
— Этот готов к транспортировке, — сказал я, отвязывая от правой ноги тарна веревку, которой он был прикреплен сковывающему бревну.
Закончив здесь, я вернулся к яме. Ее крыша, как и в прошлый раз, была сована и разбросана вокруг. Ничего удивительного, ведь птица выдергивала сквозь нее бревно.
Я посмотрел вниз, на дно ямы, там, на животе лежала, прижав руки к лицу, дрожа и рыдая.
— С тобой все в порядке? — спросил я.
На сей раз я не озаботился ее связыванием.
— Разве я не ублажила вас вчера вечером? — взахлеб рыдала она.
— Да, — озадаченно признал я.
— Но Вы опять вставили меня на привязи.
— Конечно.
Ее тело неудержимо дрожало от рыданий.
— Уже все закончилось, — успокоил я ее. — Мы взяли его.
Но Мира никак не могла успокоиться, и продолжала истерично рыдать. Я понял, что сейчас она не в состоянии управлять своим телом.
— Ты неплохо сработала, — заверил я девушки, стараясь приободрить, но она все равно дрожала и плакала на дне ямы.
— И чем Ты так расстроена? — поинтересовался я, у бьющейся в истерике, трясущейся девушки.
Впрочем, чему было удивляться? Безусловно, в такой ситуации, эта реакция была обычным делом для любой женщины. Это же не уртов ловить в каналах Порт-Кара.
Я соскользнул к ней в яму, и поднял на руки.
— Уже все закончено, — заверил ее я. — Уже все в порядке.
Она посмотрела на меня, своими огромными испуганными глазами.
— Что еще Вы можете заставлять нас делать, — задыхалась она.
Я нежно погладил ее по голове. Как-то раз я уже видел подобную истерику у девушки-приманки охотника на уртов в Порт-Каре. Она только что избежала участи, быть схваченной гигантским уртом в канале. Но удар копья охотника был безошибочен и в последний момент сбил урта с линии атаки, а второй укол завершил дело. Девушки в Порт-Каре сделают почти все что угодно, лишь бы избежать веревки охотника на своей шее и держаться подальше от каналов. Конечно, для такой работы обычно используются только самые малоценные рабыни или девушки, которые, возможно, вызвали недовольство у владельца в каком-либо отношении.
— Вчера вечером, разве я плохо ублажила вас, разве вам не понравилось? — всхлипывала Мира.
— Да, — признал я, — Ты сделала все просто замечательно, и сегодня вечером Ты ублажишь нас снова, и так же превосходно.
Она застонала, представив, что ее снова ждет вечером.
— Сегодня Ты сделала все очень неплохо, — заверил я ее, — правда. Например, сегодня вечером у меня нет необходимости снова пороть тебя смотанной веревкой. Ты должна быть довольной.
— Да, Господин, — всхлипнула она.
— На самом деле, Ты сегодня просто молодец. Возможно, я сделаю тебе остроконечный пробой в ухе, или даже в обоих. Знаешь, так делают наши краснокожие друзья с призовыми кайилами, специально обученными для охоты или войны. Ты тогда будешь признана бесценной, обученной тарновой девушкой-приманкой.
Она испуганно вжалась в меня и заскулила.
— Это — шутка, — быстро объяснил я, видя реакцию Миры.
— Да, Господин.
Я видел, что она сейчас была не в настроении оценить такой юмор. Что до меня самого, не знаю, насколько это важно, но я не считал, что шутка была такой уж неудачной.
— Вам, и другим, совсем меня не жалко? — спросила девушка.
— Ты — всего лишь рабыня, — напомнил я.
— Конечно, Господин! Как глупо для меня, надеяться, что можно было бы пожертвовать хотя бы малейшую частичку жалости, для той, кто всего лишь рабыня! — горько проговорила Мира.
— Ты — только собственность, — сказал я, — ничего не стоящая, за исключением того, что у тебя могла бы быть некоторая невысокая цена в денежном эквиваленте.
— Да, Господин.
Я не видел причины сообщать ей, что рабыни — наиболее презираемые, но наиболее драгоценные и любимые из всех женщин. Будучи гореанкой, она и сама прекрасно об этом догадывалась.
— Но неужели господин не может, хотя бы иногда почувствовать некоторую малейшую привязанность к своей собственности, хотя бы как к домашнему слину?
— Возможно, но это же, не будет означать, что слин перестанет быть слином.
— Нет, Господин.
— Как и рабыня не перестанет быть рабыней.
— Нет, Господин.
Я нежно поцеловал ее.
— Но Вы же, чувствуете нежность ко мне, — сказала она. — Я — женщина. Я могу это сказать!